В Красном: alex_vergin

Задержавшись в Питере после поездки на Валаам, посвятил целый день и еще половину осмотру Красного Села. Побывать там вынуждала и необходимость – скоро сто лет со дня рождения деда (увы, давно покойного), и следовало зайти на кладбище, чтобы проверить, все ли в порядке; а с другой – хотелось осмотреть землю предков поосновательнее, потому что в прежние наезды был вечный недосуг. Конечно, я знал, что 20 век, особенно его страшная первая половина, почти всю тамошнюю рукотворную красоту погубил; но, с другой стороны, природные ландшафты не особенно пострадали, да и старина кое-какая там еще проглядывает, и, как оказалось, ее даже больше, чем можно было ожидать.

Местность при ближайшем рассмотрении показалась мне благоустроеннее, нежели прежде. По окраинам появились довольно приличные новостройки - невысокие приятного вида кирпичные дома; на Гатчинском шоссе построили триумфальную арку в память прорыва блокады в ходе Красносельско-Ропшинской операции – и арка тоже выглядит по нынешним временам достаточно пристойно (ведь зная, какие персонажи подвизаются ныне на поприще патриотизма и культа ВОВ, можно было ожидать чего-то совершенно нелепого). Зато весь огромный квадрат парка за Троицкой церковью огражден решеткой, на которой острые агрессивные зубья кое-где перемежаются крестами: таким образом, вся эта старинная и многое скрывающая в себе земля стала фактическим достоянием церковников, а все остальные отныне если и могут там гулять, то исключительно с их позволения. По мне, это всё являет собою довольно яркий символ «кирилловской» РПЦ (кстати, отец Кирилла священник Михаил Гундяев в 60-е годы служил не где-нибудь, а именно в Красном Селе).

Сама же Троицкая церковь, построенная еще при Анне Иоанновне, находится в блестящем состоянии. При этом и советские памятники там тоже в полном порядке: за целостью каменного Лукича в парке следит видеокамера, и даже стела в память какой-то комсволочи - «героев Гражданской войны, павших в боях с бандами Юденича» выглядит весьма ухоженной. (Согласно семейному преданию, генерал-от-инфантерии Николай Николаевич Юденич останавливался около нашего дома, чтобы утолить жажду: прабабушка принесла ему стакан молока). Эта ухоженность делает довольно неприятный контраст с заброшенностью многих подлинных достопримечательностей – руин дворца Александра I, некогда образцового Фабричного поселка, Авангардного лагеря, «царского валика» и т.д.

По пути к озерам разговорился с некой бабулей: она требовательно у меня спрашивала, когда же осуществятся некие ранее обещанные начальством улучшения. Оказалось, что она приняла меня, расхаживающего с папкой, за полномочного представителя администрации («а что это у вас за бумаги», отвечала она на мое недоумение – а в папке у меня была всего-навсего распечатка с планами местности). Выяснилось, что ей крепких 83 года; и за 10 минут она рассказала мне все самое главное про себя и даже про внуков. Среди прочего, рассказала и про то, как их семью немцы угнали в Литву, как они бежали оттуда, и как советские, отступая в 1941-м, сжигали дома («и зачем они это сделали? Ведь нам потом пришлось в землянках зиму жить»).

Хороши красносельские озера, хотя по краям и зарастают потихоньку: на Безымянном есть благоустроенный пляж, а Дудергофское на фоне гор смотрится просто отлично. Занимаются там даже подводным плаваньем: когда проходил по пустому берегу, вдруг совсем рядом из ряски вынырнула голова, посмотрела на меня и опять ушла вниз сопеть через трубку, взмахнув на прощание ластом. По краям встречаются полуразрушенные дома, деревянные и каменные, не менее чем столетней давности, никак не обозначенные на моих планах. В Фабричный поселок я не зашел, но знаю, что недавно он был расселен. Не хотелось, честно говоря, огорчаться – и без того слишком уж многое погибло и еще погибает прямо на глазах. Кстати, построен этот образцовый поселок был около 1905 г. по проекту Горбунова, инженера-технолога красносельской бумажной фабрики. (Его сын, рожденный в Красном, стал секретарем Ленина и впоследствии видным совчиновником от науки, академиком; расстрелян в 1937-м).

Затем прошел через дудергофскую железнодорожную станцию (сохранившуюся почти без изменений с конца 19 века и хорошо мне знакомую по старым открыткам) и направился вокруг дудергофских гор, минуя сам Дудергоф, пока еще официально называемый «Можайским» в честь того стародавнего экспериментатора, который то ли взлетел, то ли все-таки не смог оторваться от земли где-то поблизости на своем «первом в мире самолете». Местность вокруг дачная и очень красивая. К горам жмутся старинные, еще с финской родословной, поселения – Пикколово, Вариксолово, Виллози и т.д. Погуляв вокруг, полез на дудергофские горы над озером – Ореховую и Воронью. Оттуда немцы когда-то обстреливали Питер. Сейчас это лесопарк, где в будние дни почти нет людей. Правда, с видами на окрестности в летнее время дело обстоит неважно – мешает зелень, так что с залысины горы удалось увидеть лишь озеро и расстилающееся за ним бескрайнее Военное поле. Рельеф тут вообще запутанный, растительность густая, и недаром же в старые времена юнкера придумали песню: Темно, как у арапа в ж... И авангардный лагерь спит, А на вершине Дудергофа Филин жалобно кричит...

Спуск, прогулка вдоль озера – и я уже на другом его берегу, на территории бывшего Авангардного лагеря. В советское время тут была военная часть, но сейчас все заброшено, запущено и никем не оберегается. Бывшие казармы (1884 года постройки) стоят расхристанные. Думаю, лет через десять мы их уже не увидим. Одна из них как раз сгорела не так давно, и народ, как говорят, разбирал после нее старинные кирпичи с клеймами. «Дом командира», где некогда останавливался генералитет императорской армии, тоже стоит незапертый, с выбитыми стеклами. Внутри него валяется разный хлам и стоят две буржуйки (они, как я понимаю, вещь теперь довольно редкая – еще одну точно такую же я видел в Москве в музее Станиславского, а более нигде). При всем том, аллеи лагеря и сейчас четко прослеживаются. Есть там и водонапорная башня, сложенная из грубого камня – у нее совершенно средневековый романтический вид: скажут, что в 14-м веке построена – легко поверишь.

Думаю, что побывал там своевременно – скоро от построек Авангардного лагеря не останется почти ничего (хотя статус памятника культуры у них вроде бы имеется, он в РФ никакого практического значения не имеет). Ну, а с их исчезновением пропадет всякая зримая и осязательная связь с блестящим прошлым – красносельскими маневрами 1819-1914 гг. Есть, конечно, еще «царский валик» – но вряд ли кто-нибудь догадывается, какое выдающееся значение еще сто лет тому назад имел этот рукотворный холм. К нему я и направился через бывшее Военное поле, навстречу слепящему солнцу и по умятой шинами какого-то одинокого грузовика траве.

И здесь ни души на всем многокилометровом пространстве, лишь дорога шумит в отдалении. Поле ничем не засеяно, и вообще неясно, кому оно принадлежит и как используется. Валик не сразу даже и показался вдали – настолько велико это поле. На вершине его, на площадке, утоптанной ногами русских императоров, великих князей, генералов, заезжих монархов и знаменитостей, лейб-казаков и придворных лакеев, красуется какой-то каменный сарай советских времен, предназначение которого мне так и не удалось разгадать (вероятно, смысл его постройки вполне исчерпывался намеренной десакрализацией этого места, подобно устройству туалетов в алтарях закрытых большевиками церквей).

Царский валик мне пришлось штурмовать как будто на маневрах – растительность на нем по самую грудь и на диво густая, без малейшего зазора. В таких зарослях легко могут попасться гадюки, но участь вещего Олега меня все же миновала. С площадки, из окон сарая, вид точно такой, как был с нее при Романовых (судя по фотографиям Карла Буллы и Николя Диго) – ровное как стол поле, лесок на месте аллей Авангардного лагеря, за ним лишь угадывается озеро, а горизонт сформирован очертаниями Дудергофских гор. Но нет уже тех многочисленных верных войск, оркестров и огромной свиты – всего того, что составляло хорошо отшлифованную эстетику самодержавия, действовавшую порой неотразимо даже на завзятых либералов и скептиков. (Ее прекрасно передал В.С.Трубецкой в своем воспоминании о красносельском параде 1912 г.: «Не будь этого неистового людского вопля тысяч, обращенного к единому человеку, не будь этой чудной торжественной музыки, воспевающей его же, человек этот, быть может, и не произвел бы на меня теперь такого потрясающего впечатления. Но я был мечтатель, больше того, я, с детства был впечатлителен до крайности, и вся эта обстановка славы и торжества единого человека не могла не захватить меня… Полки по-прежнему в своей мертвой неподвижности казались пестрыми деревянными параллелограммами, и от этой напряженной неподвижности тысяч людей трудно было понять, что именно они производят хаос воплей и трубных звуков. Чудилось, будто весь этот гомон вырывался из недр самой земли, словно вопила разом вся многострадальная и стародавняя Русь, воинствующая и самодержавная. Я оглянулся и (хорошо это помню) увидел, как старый седоусый литаврщик, сняв с руки перчатку, вытирал ею мокрые от слез глаза». http://militera.lib.ru/memo/russian/trubetskoy_vs/09.html) Можно тут вспомнить и то, как многими десятилетиями ранее ничуть не менее был впечатлен, стоя на этом самом месте, Оноре де Бальзак (он получил приглашение на парад в Красное от Бенкендорфа во время своей поездки в Россию в 1843 г. – однако Николай поначалу не удостоил вблизи стоящего писателя разговором, поскольку был очень сердит на французскую литературу за книгу де Кюстина, а затем уже самого Бальзака некстати хватил солнечный удар: весь этот эпизод рассказан здесь, стр. 38-39 http://www.mirpeterburga.ru/online/history/archive/18/history_spb_18_3-74.pdf).

Вот таков в тех краях «гений места», genius loci… Не желая его более тревожить и опасаясь к тому же участи де Бальзака, я сошел с холма, за полчаса по жаре добрался до окраинных новостроек, купил в первом же магазине литр сока, выпил его почти залпом, поймал такси и отбыл в Петербург. Там меня ждали душ, разговор с приятелем и прохладное таманское вино.

Приложения и фотосравнения:

Внутри Троицкой церкви