Прочел тут по литературной надобности 500-страничную монографию о делах наших скорбных столетней давности. Монография, скажем так, могла бы быть несколько умнее, но чрезмерная осторожность автора (он явно отказывается глубоко копать) искупается богатством собранного материала. Вот, в частности, о лидере октябристов Гучкове – человеке ныне позабытом, но одном из тех, благодаря которым мы оказались там, где мы есть. Штрихи к портрету видного «либерала» - просто цитаты:
«Гучков был любителем сильных ощущений, человеком авантюрного склада. Вице –директор I департамента МИД В.Б.Лопухин вспоминал: «Заварив кашу круто и напористо, он предоставлял расхлебывать ее смене».
«Императрица в беседе с гр. П.Н.Игнатьевым так отзывалась о Гучкове: «Он ненавидит Государя, стремится устроить республику и стать ее президентом».
«Октябристы войны не боялись, она открывала для них новые возможности взаимоотношений с властью. О готовности к войне партийный лидер говорил: «Наша теперешняя полуготовность уже не та полная беспомощность, что была перед третьей Думой». Гучкову необходим был международный кризис и действующая Дума – любой ценой.»
«18 октября (1912 г.) в Москве в I городской курии был забаллотирован Гучков. Купцы голосовали против него, поскольку он являлся сторонником войны, а она привела бы к блокаде Проливов и ущербу для торговли.»
1911: «12 февраля состоялась аудиенция Гучкова, на которой он планировал добиться личного посещения Императором Думы 19 февраля (при праздновании 50-летия освобождения крестьян)…. Судя по официальной хронике, Александр Иванович был принят на полтора часа и удостоился расспросов. Однако именно в это время Царь просил военного министра Сухомлинова передать Гучкову, что считает его «подлецом». После этого Император считал Гучкова «личным врагом» и прямо говорил это министрам. Как отмечал Барк, это было совершенно необычно, поскольку к лицам ему неприятным Царь обычно относился с «полным безразличием».
«Накануне окончания сессии 8 июня император принял 250 депутатов и выразил «истинное удовлетворение голосованием по морской программе… При личном приветствии Николай II демонстративно сделал вид, что не знаком с Гучковым. После приема Александр Иванович «был так возмущен, что не стеснялся выражениями».
1915: «(Военный министр) Сухомлинов писал: «У нас стал шевелиться и внутренний враг, съехались «думцы», прибыл А. И. Гучков, и начинается вороний слет. Каркание их нехорошее, осуждают все и вся; как благородные свидетели на театре войны, порицания невежественные их принимаются без проверки, — и в результате петиции и резолюции в смысле перемены по всем направлениям. В сущности собралась неофициально, явочным порядком, Гос. Дума и желает властвовать.» Сразу после отставки он обозначил главного виновника политического кризиса: «Г. Гучков ведет свою линию настойчиво, и мы будем скоро свидетелями крупнейшей катастрофы, искусно подготовляемой этим заядлым авантюристом. Людьми он пользуется, как таранами, оставаясь в тени сам и направляя доверчивых господ для достижения известных целей, им предначертанных. В настоящее время заваривается уже каша, расхлебывать которую будет очень и очень трудно.»
«Гучков был известен Шаховскому еще по Русскому обществу пароходства и торговли, причем будущий министр и остальные члены тогда же разочаровались в нем, поскольку «Гучков ни разу не поинтересовался ни одним деловым вопросом. Сам Император говорил Шаховскому: «Замечали ли Вы… что Гучков никогда не смотрит в глаза, когда разговаривает?» Потом он то же самое сказал про Львова. «Так и знайте… если одного из этих лиц, которые не смотрят в глаза, я когда-нибудь назначу министром – значит, я сошел с ума».
1917: «Вечером Шаховской опять вернулся в Мариинской дворец, где встретил Родзянко. Речь шла о назначении регентом Великого князя Михаила Александровича. Шаховской сказал Голицыну, что таким образом Родзянко хочет стать премьером. После этого дело расстроилось. Затем, опасаясь восставших, министры уже навсегда покинули дворец. 27 февраля в Мариинском дворце перед последним заседанием Совета Министров Шаховской в последний раз видел Гучкова: «Вид его был торжествующий, глаза горели: революция началась!..»
«Императрица в беседе с гр. П.Н.Игнатьевым так отзывалась о Гучкове: «Он ненавидит Государя, стремится устроить республику и стать ее президентом».
«Октябристы войны не боялись, она открывала для них новые возможности взаимоотношений с властью. О готовности к войне партийный лидер говорил: «Наша теперешняя полуготовность уже не та полная беспомощность, что была перед третьей Думой». Гучкову необходим был международный кризис и действующая Дума – любой ценой.»
«18 октября (1912 г.) в Москве в I городской курии был забаллотирован Гучков. Купцы голосовали против него, поскольку он являлся сторонником войны, а она привела бы к блокаде Проливов и ущербу для торговли.»
1911: «12 февраля состоялась аудиенция Гучкова, на которой он планировал добиться личного посещения Императором Думы 19 февраля (при праздновании 50-летия освобождения крестьян)…. Судя по официальной хронике, Александр Иванович был принят на полтора часа и удостоился расспросов. Однако именно в это время Царь просил военного министра Сухомлинова передать Гучкову, что считает его «подлецом». После этого Император считал Гучкова «личным врагом» и прямо говорил это министрам. Как отмечал Барк, это было совершенно необычно, поскольку к лицам ему неприятным Царь обычно относился с «полным безразличием».
«Накануне окончания сессии 8 июня император принял 250 депутатов и выразил «истинное удовлетворение голосованием по морской программе… При личном приветствии Николай II демонстративно сделал вид, что не знаком с Гучковым. После приема Александр Иванович «был так возмущен, что не стеснялся выражениями».
1915: «(Военный министр) Сухомлинов писал: «У нас стал шевелиться и внутренний враг, съехались «думцы», прибыл А. И. Гучков, и начинается вороний слет. Каркание их нехорошее, осуждают все и вся; как благородные свидетели на театре войны, порицания невежественные их принимаются без проверки, — и в результате петиции и резолюции в смысле перемены по всем направлениям. В сущности собралась неофициально, явочным порядком, Гос. Дума и желает властвовать.» Сразу после отставки он обозначил главного виновника политического кризиса: «Г. Гучков ведет свою линию настойчиво, и мы будем скоро свидетелями крупнейшей катастрофы, искусно подготовляемой этим заядлым авантюристом. Людьми он пользуется, как таранами, оставаясь в тени сам и направляя доверчивых господ для достижения известных целей, им предначертанных. В настоящее время заваривается уже каша, расхлебывать которую будет очень и очень трудно.»
«Гучков был известен Шаховскому еще по Русскому обществу пароходства и торговли, причем будущий министр и остальные члены тогда же разочаровались в нем, поскольку «Гучков ни разу не поинтересовался ни одним деловым вопросом. Сам Император говорил Шаховскому: «Замечали ли Вы… что Гучков никогда не смотрит в глаза, когда разговаривает?» Потом он то же самое сказал про Львова. «Так и знайте… если одного из этих лиц, которые не смотрят в глаза, я когда-нибудь назначу министром – значит, я сошел с ума».
1917: «Вечером Шаховской опять вернулся в Мариинской дворец, где встретил Родзянко. Речь шла о назначении регентом Великого князя Михаила Александровича. Шаховской сказал Голицыну, что таким образом Родзянко хочет стать премьером. После этого дело расстроилось. Затем, опасаясь восставших, министры уже навсегда покинули дворец. 27 февраля в Мариинском дворце перед последним заседанием Совета Министров Шаховской в последний раз видел Гучкова: «Вид его был торжествующий, глаза горели: революция началась!..»