ПС: Из переписки с френдом Н.Бобринским в ФБ:
НБ: "Вот как этот эпизод сохранился в наших "семейных преданиях" (это неопубликованные записки моего деда):
"Александр II был, как известно, весьма склонен к иронии и к язвительным шуточкам. Например, свою морганатическую жену, княгиню Юрьевскую, он иногда иронически называл «ваше величество», от чего она менялась в лице. Так вот он возымел обыкновение именовать Алексея Павловича «родственничком» в чисто ироническом смысле; болезненно вспыльчивый министр терпеть не мог такого обращения и с невероятным трудом подавлял вспышки бешенства.
Потом у императора возникло прямое столкновение с Алексеем Павловичем. Дело в том, что в окружении княгини Юрьевской были сомнительные личности, весьма желавшие получить подряды на строительство железных дорог, но весьма ненадежные в деловом отношении и в смысле платежеспособности. В разговоре с Юрьевской Александр обещал дать подряд одному из этих лиц. Во исполнение обещания император отдал соответствующий приказ своему министру, но неожиданно встретил сопротивление. «Если Ваше Величество намереваетесь сделать подарок, — твердо заметил министр, — то для такого подарка допустимо использовать отнюдь не государственные, а лишь удельные средства». Император не стал настаивать, но не простил Алексею Павловичу его выходки. По рассказам дяди Димара [граф В.А.Бобринский], император сердился на Алексея Павловича также за то, что этот министр однажды отказался прицепить к своему поезду вагон, принадлежавший княгине Юрьевской. Когда в дальнейшем обнаружились какие-то неполадки в работе железных дорог, то император воспользовался этим предлогом и отправил министра на гауптвахту. (Об этом пишет в своих мемуарах граф Витте). Затем последовала отставка. В письме к двоюродному брату Александру Алексеевичу и к его жене Софье Андреевне (урожденной графине Шуваловой) Алексей Павлович описывает историю своего отстранения, но, разумеется, не упоминает о ряде значимых обстоятельств.
(тут, конечно, очевидный анахронизм в именовании Е.М.Долгоруковой, которая стала княгиней Юрьевской лишь впоследствии)"
"Продолжение:
Письмо Александру Алексеевичу и Софье Андреевне Бобринским:
«Дорогая Соня и дорогой Александр!
То, что произошло со мной, печально. Однако, чем более я думаю о происшедшем, тем яснее я ощущаю, что такой конец был естественным... Все происшедшее составляет естественное следствие того состояния администрации, которое господствует в Петербурге... Я постоянно тревожился вопросом, как поступить. С одной стороны осмотрительность и долг перед семьей побуждали меня все бросить. С другой стороны святой долг перед родиной побуждал меня остаться и навевал мне мысль, что, достигнув вершины общественной лестницы, я не должен удалиться с нее без борьбы... Ныне я имею счастье обратиться к семейным делам, и в то же время могу высоко держать голову в сознании, что я обрел это счастье не в бегстве. Ибо я, Слава Богу, не изменил моему долгу для того, чтобы пользоваться благами приватной жизни. Вот как все произошло... В четверг, то есть в день моей работы с императором, после моего доклада, император спросил меня, сочту ли я полезным, если он заменит меня моряком. Захваченный врасплох этим вопросом, я отвечал, что если это будет порядочный и умный человек, то будь то моряк или кто-нибудь иной, он может стать хорошим министром путей сообщения. На это император мне ответил, что, по его мнению, для улучшения путей сообщения моряк годится больше, чем я и что мне следует все подготовить для того, чтобы передать министерство тому, кого император изберет. Я ответил, что уже слышал городские толки по поводу возможности моей замены и что все готово. Император меня поцеловал, сказав при этом, что я всегда хорошо исполнял мой долг, потом мы расстались. Через пять дней после этого я узнаю от министра Милютина, что император повелел ему издать приказ, по которому я перевожусь в запасные войска. И что по его, Милютина, мнению, император содержит меня в немилости. Все добавляли, что мне в связи с этим следовало бы полностью оставить службу. Но я этого не сделал, и вот почему. Если бы я вышел в отставку, то это значило бы, что я не доволен, а я таковым не являюсь. Зачем изображать себя обиженным, когда меня освободили от самых тяжелых обязанностей. Уверяю вас, что мне претило играть такую роль, которая в полном несоответствии с моими чувствами. Я генерал-лейтенант русской армии и горжусь этим. Я — граф Бобринский. У меня есть свое место в стране, в отношении которой я всегда исполнял свой долг. Я удален из числа советников императора. Император меня призвал, он меня и отстранил — мне жаль его: вот мои чувства, иных у меня нет. Я готов ко всему. Если меня пожелают призвать к деятельности, я займу пост, на который меня назначат. Правда, отнюдь не с радостью, а лишь по зову святого долга. Если же меня не призовут, сочту это за лучшее для меня. Я смогу наслаждаться всеми радостями, дарованными мне Богом, и выполнять не менее святой долг в отношении моих близких. В следующую среду появился приказ, а в воскресенье я в полной парадной форме представлялся императору при его выходе из царскосельской церкви. Он мне сказал на публике всего несколько слов, закончив вопросом: «Вы в деревню едете, граф?». Я ответил утвердительно. Он мне кивнул, не подавая руки. Все этим и ограничилось. Напротив, императрица была очень ласкова. Она выразила сожаление, что администрация потеряла меня. Далее, в четверг, я покинул Петербург, окруженный проявлениями любви со стороны моих подчиненных.
Весь ваш Алексей. 6.VIII.1874 г.».
АВ: "Большое спасибо, всё Вами приведенное крайне интересно. Лишний раз убеждаюсь, что еще слишком многое не опубликовано. К концессионным делам было причастно множество высокопоставленных лиц, которые так или иначе их отражали в своих личных документах. Про официальную документацию я и не говорю. Все это должно быть использовано теми, кто берется об этом писать. Нужно все это поднимать и сопоставлять. Но этого не делается, отчего все выводы заведомо несостоятельны. Я не утверждаю, что император в принципе не мог «оступиться», совершив морально предосудительный поступок: во-первых, он был без ума от Долгорукой; во-вторых, он, как абсолютист, мог и не ощущать должным образом границу, еще тогда толком не проведенную, между личным императорским и государственным; и т.п. Я просто считаю это маловероятным, исходя из своих общих представлений о том времени и об этом человеке, и во всяком случае недоказанным, ввиду игнорирования массы источников. Поэтому рано писать хлесткие газетные статьи на эту тему. Но даже если описанная там комбинация с Шуваловым и имела место, она (как это видно из контекста) не мыслилась как взятка и уже тем более систематический источник «левого» дохода. По сути, все что вменяется – это что Александру понадобились средства, которые оставались бы неизвестными для его окружения. Он мог бы получить их и гласно, но тогда все начали бы судачить. Операция выглядит такой неловкой, что заставляет вспомнить афоризм: «На свете еще много хороших людей: их видно по той неловкости, с которой они делают дурные дела». Это, повторяю, если вообще верить Шувалову, имевшего большой зуб на Александра, Долгорукую и Веру Шебеко. А вот что совершенно точно, так это то, что благодаря его реформам (суды, земства, гласность и т.д.) уровень коррупции в России по сравнению с николаевским временем снизился радикально, и в XX в. Россия вошла государством с низким уровнем коррупции. Думаю, значительно более низким, чем во Франции или США. Вот об этом надо писать (но не пишут)."