На днях Гайдаровскую премию получил М.А.Давыдов за тысячестраничную книгу о модернизации времен Витте и Столыпина, и я искренне порадовался за хорошего человека: это действительно крупный исследователь, опровергнувший много большевицких и левацких измышлений, особенно по т.н. «аграрному вопросу».
Помнится, на меня большое впечатление произвел давыдовский пассаж из лекции на Политру о том, как «прогрессивная общественность» изолгалась в изображении ужасов голода. Вот этот отрывок:
«Широчайшая продовольственная помощь, которой ведало МВД, была для СМИ неиссякаемым источником самых разнообразных и нередко бесстыдных инсинуаций. Очень часто газетные сообщения оказывались неверными. Об этом можно и нужно писать не одну диссертацию.
В Отчете по продовольственной кампании 1911-1912 гг. есть специальный раздел «Периодическая печать», в котором наглядно демонстрируются приемы российской прессы того времени. Приведу лишь один фрагмент из него. С декабря
Так, например, крестьянин Леонтий Павлов, якобы три дня просившийся на общественные работы и не принятый, умерший к вечеру третьего дня от голода, как оказалось, долгое время страдал одышкой, и, имея сына - хорошего работника и не нуждаясь, сам от работ по болезни отказался; умер скоропостижно.
Оказалось неверным и сообщение о смерти, удостоверенной якобы вскрытием, от питания одной гнилой картошкой трех детей с. Киязлы. Ничего общего с голодом не имели также причины смерти крестьян Березкина и Куликова.
Не подтвердилось и известие о смерти двух детей от голода в с.Сокуре. Духовенство, земский врач, смотритель земского училища и члены волостного попечительства заявили, что таких случаев не было, а размер оказанной населению Сокур помощи указывает, что таких случаев и не могло быть.
Сообщения о смерти от голода в поселке Грузинове, Саратовского уезда, проверить не удалось, так как такого поселка в данной местности не оказалось(!)…
Точно также не подтвердились и корреспонденции о самоубийствах от голода.
Крестьянин Калмыков, о котором сообщалось, что он, голодая, пошел «в кусочки», а ничего не собрав, вернулся домой и повесился, оказался рабочим, живущим на готовых харчах в экономии помещика Устинова, получающим жалованье и совершенно не нуждающимся и никогда нищенством не занимавшимся. В виду семейного разлада и в сильно нетрезвом виде, Калмыков взял веревку и заявил, что пойдет вешаться, но его во время успели остановить.
Порезнов, о котором сообщалось, что он повесился, оказался жив и заявил, что о своем якобы покушении на самоубийство он узнал из газет…
Ничего общего с неурожаем, конечно, не имело и самоубийство алкоголика- живописца, покушавшегося на самоубийство в г.Саратове.
Большое впечатление произвела телеграмма из Оренбурга следующего содержания. «Врач отряда официально сообщает о том, что в поселке Денисовском Кустанайского уезда голодные крестьяне, не получая помощи, в отчаянии распродают своих детей киргизам».
Оказалось, что указанное сообщение действительно было сделано, но не врачом отряда, а переселенческим пунктовым фельдшером Сатуниным, который сделал его, побывав в конце ноября в поселках Денисовском, Коломенском, Гришинском и Карпыковском. Дознанием, проведенном во всех посещенных Сатуниным поселках, установлено, что случаев продажи переселенцами своих детей киргизам ни одного не было, разговор же об этом возник в виду того, что крестьянин поселка Карпыковского, Михаил Перетянин, явившись 7 ноября в сельскую управу, требовал выдачи ему продовольственного пособия, назначенного в виду производившихся в то время общественных работ только семьям, не имеющим рабочих. И получив отказ, демонстративно грозил продать своего двенадцатилетнего сына бывшему у него в гостях киргизу Аяцкой волости Мандобеку Калманову, будто бы согласившемуся на эту покупку.
Этот прием понравился всему поселку, включившему 8 ноября эту угрозу в свой приговор, представленный крестьянскому начальнику 14 ноября, с ходатайством о выплате продовольствия. Поселок Карпыковский, имеющий 182 двора, заработал в течение осени 4156 руб. 76 коп. на общественных работах, а с 19 декабря, как и все перечисленные выше, получал продовольственную ссуду. В течение же первой половины 1911 года получил 31500 рублей деньгами домообзаводственных ссуд.
Крестьянин Перетянин перед описанным случаем два месяца служил возчиком казенного обоза, получая 18 рублей в месяц казенного жалованья. Фельдшер Сатунин объяснил, что основанием для донесения ему послужил случай с крестьянином». Число подобных примеров легко умножить.
Вот так российская пресса формировала у читателей картину окружающего мира.
Кстати, в свете сказанного особенно ясна несостоятельность идеи о том, что правительство пренебрегало общественным мнением. Поскольку в стране была реальная свобода слова, то власть постоянно была под микроскопом и под прицелом одновременно» (конец цитаты).
Большая часть подобной лажи до сих пор кочует по красно-либеральным блогам без всякого опровержения.
Но даже у Давыдова иногда проскальзывают рецидивы этих мифов, что, впрочем, не так уж удивительно: реалии того времени замифологизированы по самое не могу, так что даже большие знатоки эпохи порой проваливаются в капканы, оставленные большевиками и прочими «освободителями». Так, в своем выступлении на «Эхе» Давыдов приписывает Николаю II слова о том, что «парламента у нас, слава Богу, нет» (вопреки существованию Государственной Думы). В действительности ничего подобного Николай не говорил, а сказал это в
Изменения семантики вообще порождают много недоразумений (на что указывает сам Давыдов на примере эволюции понятия «голод»). Многим известна фраза Александра III: «Конституция? Чтобы русский царь присягал каким-то скотам?» Не факт, что он ее произносил (фраза известна из третьих рук), но обычно ее приводят в доказательство того, что Александр не признавал ничего, кроме абсолютизма, а к конституционным формам питал отвращение. Но из самой фразы видно, что под «конституцией» он разумел лишь ситуацию, когда монарх приносит присягу. Между тем, монаршья присяга - черта именно парламентарной монархии (когда монарх царствует, но не правит), и «конституция» порой действительно отождествлялась с парламентаризмом. Однако эта фраза не свидетельствует о неприемлемости для него дуалистической монархии, при которой исполнительная власть остается в руках монарха, но законодательную власть он осуществляет вместе с народным представительством, не присягая никому (как не присягали его датские или германские родственники, хотя и были ограничены законодательным представительством).
Дуалистическая монархия – это именно то, что возникло в
Также напрасно Давыдов говорит, будто Николай препятствовал смягчению положения евреев (то есть лиц иудейского вероисповедания). Его расхождение со Столыпиным по этому вопросу сводилось как раз к тому, каким образом это сделать – через народное представительство или чрезвычайно-указным порядком. Николай опасался погромов (смысл черты оседлости заключался в сколь возможном их предотвращении и в снижении уровня низового антисемитизма; Екатерина II ввела ее нехотя, под давлением снизу и только через 20 лет после присоединения бывших польских провинций). Поэтому законопроект об отмене черты был внесен в Думу, но там и застрял. Так что заблокировало эту реформу именно народное представительство, а не самодержавие.
При разборе мифологии «голодного экспорта» Давыдову стоило бы также упомянуть о знаменитой фразе министра финансов Вышнеградского, столь любимой левыми публицистами: «Не доедим, но вывезем». Ее никто не слышал, кроме одного свидетеля, да и тот считал ее шуткой, а точная правда заключается в том, что запрет на экспорт во время действительного голода
Но это, конечно, всего лишь мелкие оговорки к очень качественному нарративу. Так что читайте Давыдова, а не зыгарей всяких...