Тело архиепископа было найдено изуродованным у него на даче, где он жил уединенно, а Собинов скоропостижно скончался в гостинице, предположительно после визита к архиепископу (они были близки). Трудно было не предположить связь между этими двумя событиями.
До правды ни латышское расследование, ни (после 1941 года) немецкое так и не дошли. Гроссен, как и многие, склонялся к тому, что обоих убили советские агенты: архиепископ был одним из русских депутатов латвийского Сейма, хотя по крови был латышом, и ненавидел большевиков и вообще левых, которых совокупно именовал «марксистами»: «Архиепископ Иоанн, высокий, статный человек с окладистой бородой, красивыми глазами и энергичным выражением лица, был лет 58. Он всецело поддерживал интересы русского населения. По натуре своей он был не только монах, но и крупный политический деятель, горячий, страстный оратор, он весь горел борьбой против большевиков и партий, поддерживающих их. Его речи всегда вызывали страсти и прения. Он говорил логично и постоянно имел веские письменные доказательства правоты своих утверждений. В соборе служил он торжественно, громовой голос, гордая осанка князя церкви — все это импонировало слушателям».
«Однажды в Сейме владыка Иоанн «произнес громовую речь против вожаков крайне левых партий, ведущих, по его словам, Латвию к гибели, разоблачая их в предательской работе на пользу большевиков и снова несколько раз потрясал папкой, указывая, что в ней находятся убийственные документы, изобличающие подлую работу латышских марксистов и их пособников, даже из правого лагеря. «Настанет день, когда вот эти документы сделаются достоянием гласности, и народ узнает виновников его бедствия, и он ужаснется и наполнится гневом». Разразился небывалый скандал: социал-демократы вскочили с мест, крича: «Вон, вон!», а некоторые из них, потрясая кулаками, грозно бросились к оратору.
Спокойно стоял архиепископ на кафедре, ожидая, когда улягутся страсти на левых скамьях. Когда, наконец, председатель Сейма водворил порядок, оратор продолжал, улыбаясь: «Этот свист, шум, улюлюканье напомнили мне случай, происшедший со мной очень давно в одной из деревень на юге России. Однажды ночью за мной, тогда еще молоденьким священником, заехал крестьянин и повез меня к умирающей матери. При выезде нашем в одну из деревень на нас напали с яростным лаем и визгом собаки с очевидным желанием наброситься на меня. «Не бойся, батя, - сказал мне возница,- это они приветствуют тебя на своем собачьем языке». Что говорил дальше оратор, разобрать нельзя было вследствие невероятного шума, в котором потонул даже звон председательского колокольчика».
Задавались вопросом, «Как попали четверо убийц к владыке? Будто бы при помощи артиста Собинова, который имел к владыке свободный вход. Он был советский подданный, приехал из Москвы, и убийцы заставили его провести их к Иоанну. Через день Собинов умер в гостинице от «разрыва сердца». Говорили, что он отравился или его отравили. Через день тело Собинова отправили в Москву.»
Совпадение двух смертей двух видных и связанных между собой в один день в одном небольшом городе – крайне подозрительно. Но интересно, что за прошедшие 80 лет никаких новых сведений о кончине двух знаменитостей не всплыло. Это особенно странно в отношении Собинова: ведь в Риге с ним находилась его жена, которая уж точно должна была знать, что реально случилось. Впрочем, она была кузиной скульптора Мухиной (которая «Рабочий и колхозница»), а их общая дочь вышла замуж за писателя Льва Кассиля. То есть это было, по-видимому, очень просоветское семейство, совершенно не заинтересованное говорить правду или докапываться до нее.